08.07.2014 в 07:35

Пишет  leotart:

«I think some people are meant to be alone. This is my idea: that i was born a man in a former life, and i used women for pleasure. So now i'm paying for it. I wouldn't mind so much if i could just remember the pleasure parts» (c) "The Fisher King"

---

17.12.2014 в 15:01

Пишет  leotart:

Нашла у Дугласа Адамса идеальный ответ на вопрос "как дела?":
«Скажем так, последнее время выдалось интересным. Точнее, скучным. Но скучным по интересным причинам» (!!!)

@темы: 151

---

23.02.2015 в 19:19

Пишет  leotart:

эта книга!
«Гиббон сменил пластинку. Сквозь шорох дождя просочилась гитара. Кузнечик поднял голову и насторожился. Голос он узнал сразу. Песня была другая, но голос - тот самый, что кричал из подвального окна. Кузнечик сел прямо. Голос шептал и стонал над столами и головами старших. Сквозь водные потоки и тучи выглянуло заходящее солнце, и комната стала золотисто-лиловой. Неважно, что это была не та песня. Кузнечику казалось, что и эту он знает. Знает, как самого себя, как что-то, без чего не было бы ни его, ни всех остальных. Вместо подвала было кафе, но голос всё равно звал. Уйти куда-то через стену дождя. Куда - никто не знает. И даже не надо было разбивать стекло. Просто пройти сквозь него, как сквозь воду, а потом сквозь дождь - и вверх. Столы таяли клетчатой мозаикой скатертей, растворяясь в музыке. Время застыло. Дождь простучал по лицам и ладоням. Сиреневый свет исчез, золото растаяло. Только голова Кузнечика золотисто светилась в тёмном углу - его голова и ресницы.
Песня закончилась, но у голоса на пластинке было ещё много таких для тех, кто умел слушать, и Кузнечик слушал, пока Гиббон не сменил пластинку на другую, с другим голосом, не умевшим заставить себя узнать. <...>
Кузнечик встал, отлипая от стены и от нагретого его теплом телевизора. <...> Белой нитью он прошёл между столами, разрезая дымную завесу подводного царства. Подводного из-за зелёных торшеров и позеленевших лиц. Подошёл к стойке и тихо о чём-то спросил. Старшие свесились со стульев-грибов, сказали:
- Что-что? - и засмеялись. Гиббон в белом фартуке посмотрел на него сверху, как на что-то, не заслуживающее внимания.
Кузнечик повторил вопрос. Лица старших весело оскалились. Гиббон достал из кармана фломастер, почиркал им на салфетке и положил её на край стойки.
- Прочти, - приказал он.
Кузнечик посмотрел на салфетку:
- Ведомый дирижабль, - прочёл он тихо.
Старшие захохотали:
- Свинцовый! Дурачок!
Кузнечик покраснел.
- Почему свинцовый?
- А чтобы удобнее было стёкла бить, - безразлично ответил Гиббон, и старшие опять захохотали» (с) Мариам Петросян, "Дом, в котором..."

@темы: 110

---

24.02.2016 в 20:15

Пишет  leotart:

«Давно, очень давно такого не было - чтобы весь мир вдруг споткнулся о смерть одного человека. Споткнулся, растянулся, зарыдал-заохал и серьёзно задумался - а кого это мы потеряли? Многое спровоцировало настолько бурную, даже неожиданно бурную, реакцию: и то, что Боуи был реально велик (попросту говоря, гений); и то, что он был "один такой"; и то, что был он настолько многолик и разнообразен, что каждый мог найти в нём частицу себя... Но самое главное, на мой взгляд, - это немножко другое, и это не так легко отчеканить в банальных фразах. Дэвид Боуи - человек-мечта, homo superior (вспоминая песню "Oh, You Pretty Things"), самый нечеловечный человек. А также человек-паук, человек-слон и человек-который-упал-на-Землю. Вне всякого сомнения, в массовом сознании Боуи из всех местных обитателей ближе всех подходил к тому, что может считаться пришельцем. "Loving the Alien". Конечно, все знали, что его настоящая фамилия - Джонс (хотя уже подозрительно - типа, нарочито просто) и что родился он в южном Лондоне, но... из всех нас он ушёл дальше всех! И вот тут начинаются ломки: во-первых, пришельцы не умирают - даже так безумно красиво и символично, как умер Он. Во-вторых, единственный марсианин оставил нас ужасно не вовремя (тут уже вспоминается известный сонет Шекспира) - аккурат в тот час, когда кромешный мрак наступает особенно активно и со всех сторон... Боуи - это идеальный Человек-бегство: бегство от уродства, от пошлости, от обыденности, от войны, от самого себя, убогого! И вот на лазейку упала могильная плита. Это похуже, чем расставание наивных детей с мифом про Деда Мороза» (с)

@темы: 860

---

Сюзанна Кларк

Она не собирается читать ему мораль и сама не меньше других любит повеселиться, но этот бесконечный праздник!.. Неужто он ничего другого не хочет? Ни к чему не стремится?
Стрендж отвечал, что полностью с ней согласен: он и сам вынашивал планы найти себе достойное дело. Планы были не то чтобы дурны. В разное время Стрендж думал, что станет покровителем какого-нибудь непризнанного поэта, займётся изучением права или окаменелостей на пляже в Лайм-Риджисе, начнёт собирать кованые изделия, изучит технологию плавки, отыщет одного приятеля, который расскажет ему о новейших способах ведения сельского хозяйства, посвятит себя теологии и дочитает, наконец, учёную книгу по инженерному искусству, которую, кажется, оставил на столике в дальнем углу отцовской библиотеки два-три года назад. Однако все эти идеи натыкались на непреодолимые препятствия. Обездоленные поэты на пути Стренджа не попадались, книги по праву были невыносимо нудными, фамилию приятеля - большого знатока сельского хозяйства - Стрендж попросту забыл, а в тот день, когда он отправился в Лайм-Риджис изучать окаменелости, как назло, зарядил дождь.
И так далее и тому подобное. Стрендж поведал барышне, что в юности страстно хотел стать моряком. Ничто на свете не влекло его так сильно, как военный флот! Увы, отец не поддержал его стремления, а сейчас, в двадцать девять, поздно задумываться о морской карьере.

***

Брюссель
Джонатан Стрендж - Джону Сегундусу
12 января 1816 г.

Насколько могу судить, я путешествую по следам лорда Байрона и отстаю от него примерно на месяц. [Лорд Байрон покинул Англию в апреле 1816, спасаясь от огромных долгов и настойчивых кредиторов. Кроме того, его неотступно преследовали слухи о жестоком обращении с женой и соблазнении собственной сестры.] В каждом городке, где мы останавливаемся, тут же находится масса гостиничных служащих, почтальонов, чиновников, просто горожан, лакеев и дам самого различного толка, которые всё ещё не могут опомниться после непродолжительной встречи с его светлостью. И хотя мои спутники не устают твердить этим людям, что я - ужасное существо, английский волшебник, всё равно по сравнению с английским поэтом я - ничто. Везде, куда приводит меня путешествие, я пользуюсь репутацией - совершенно для меня новой - тихого добропорядочного англичанина, который не шумит и никому не доставляет неудобств...
<...>
Мистер Меррей подбросил в камин совок угля, уселся за стол и начал читать полученные сегодня письма. <...>
Так получилось, что в этот день пришло сразу два письма из Женевы. В первом лорд Байрон жаловался на Джонатана Стренджа, а во втором Джонатан Стрендж жаловался на лорда Байрона. Джентельмены пару раз встречались в доме мистера Меррея, но лично знакомы до сих пор не были. Недели две тому назад Стрендж нанёс Байрону визит в Женеве. Однако назвать успешной эту встречу было никак нельзя.
Стрендж (который в настоящее время крайне высоко ценил семейные узы и вообще всё то, что утратил со смертью Арабеллы) крайне отрицательно отнёсся к образу жизни Байрона.
"Я нашёл его светлость на прелестной вилле рядом с озером. Он был не один. Компанию ему составляли другой поэт, Шелли, миссис Шелли и ещё одна совсем молодая дама, почти девочка, которая представилась как миссис Клермонт. Характер её отношений с названными джентльменами я так и не смог понять. Если вы знаете, в чём они состоят, то не говорите мне. Кроме того, присутствовал и ещё один весьма странный молодой человек, который всё время говорил ерунду, - некий мистер Полидори".
Лорд Байрон, со своей стороны, не одобрил одежду мистера Стренджа.
"Он по-прежнему в трауре. Его жена умерла в Рождество, не так ли? Хотя, возможно, он просто считает, что чёрный цвет придаёт ему большую романтичность".
Не понравившись друг другу с первого взгляда, они плавно перешли к разногласиям на политические темы. Стрендж писал:
"Не знаю, как так получилось, но мы почему-то сразу заговорили о Ватерлоо - самая неудачная из тем, поскольку я состою волшебником при герцоге Веллингтоне, а они ненавидят его и боготворят Бонапарта. Миссис Клермонт со всем пылом своих восемнадцати лет спросила, не стыдно ли мне быть орудием уничтожения великого человека. Я ответил, что вовсе не стыдно".
Байрон же написал следующее:
"Он - ярый сторонник герцога В. Ради Вашего блага, мой любезный Меррей, хочу верить, что книга его окажется интереснее, чем он сам".
Стрендж закончил своё письмо так:
"Люди имеют странные представления о волшебниках. Они просили меня рассказать о вампирах".
Мистер Меррей огорчился, что два его автора не смогли найти общий язык, однако, поразмыслив, решил, что иначе и быть не могло, поскольку оба прославились своей неуживчивостью. Стрендж скандалил с Норреллом, Байрон - практически со всеми. [Несмотря на явную антипатию, что-то в личности Стренджа явно произвело на Байрона сильное впечатление. Следующая его поэма, "Манфред", работу над которой он начал в сентябре или октябре того же года, посвящена именно чародею. Разумеется, герой поэмы, Манфред, не слишком похож на Джонатана Стренджа (во всяком случае, на того респектабельного Стренджа, который поэту так не понравился). Он куда больше напоминает самого автора - эгоцентризмом, себялюбием, презрением к окружающим, намёками на какие-то невозможные трагедии и таинственные устремления. Тем не менее Манфред - чародей, проводящий свои дни в беседах с духами воздуха, земли, воды и огня. Создаётся впечатление, что, разочаровавшись в живом волшебнике, поэт создал другого по своему вкусу.]

"Джонатан Стрендж и мистер Норрелл"

запись создана: 17.08.2016 в 17:27

@темы: 151

---

You talk like Marlene Dietrich
And you dance like Zizi Jeanmaire
Your clothes are all made by Balmain
And there's diamonds and pearls in your hair, yes there are
You live in a fancy apartment
Off the Boulevard of St. Michel
Where you keep your Rolling Stones records
And a friend of Sacha Distel, yes you do
You go to the embassy parties
Where you talk in Russian and Greek
And the young men who move in your circle
Hang on every word that you speak, yes they do

But where do you go to my lovely
When you're alone in your bed
Tell me the thoughts that surround you
I want to look inside your head, yes i do

I've seen all your qualifications
You got from the Sorbonne
And the painting you stole from Picasso
Your loveliness goes on and on, yes it does
When you go on your summer vacation
You go to Juan-les-Pines
With your carefully designed topless swimsuit
You get an even suntan, on your back and on your legs
When the snow falls you're found in St. Moritz
With the others of the jet-set
And you sip your Napoleon Brandy
But you never get your lips wet, no you don't

But where do you go to my lovely
When you're alone in your bed
Tell me the thoughts that surround you
I want to look inside your head, yes i do

You're in between 20 and 30
A very desirable age
Your body is firm and inviting
But you live on a glittering stage, yes you do
Your name is heard in high places
You know the Aga Khan
He sent you a racehorse for chistmas
And you keep it just for fun, for a laugh haha
They say that when you get married
It'll be to a millionaire
But they don't realize where you came from
And i wonder if they really care, or give a damn

But where do you go to my lovely
When you're alone in your bed
Tell me the thoughts that surround you
I want to look inside your head, yes i do

I remember the back streets of Naples
Two children begging in rags
Both touched with a burning ambition
To shake off their lowly born tags, yes they try
So look into my face Marie-Claire
And remember just who you are
Then go and forget me forever
'Cause i know you still bear
The scar, deep inside, yes you do

I know where you go to my lovely
When you're alone in your bed
I know the thoughts that surround you
'Cause i can look inside your head

@темы: 860

---

Евгений Евтушенко

Одиночество

Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно -
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное...
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчёмных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются -
в одних всё пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих -
вроде спорами идейными,
но приглядишься -
те же в них черты...
Разнообразные формы суеты!
То та,
то эта шумная компания...
Из скольких я успел удрать -
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нём оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты спереди, пустынная
свобода...
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.

<...>

@темы: 112

---

Дуглас Адамс

Полёт - это искусство, а точнее сказать, навык.
Весь фокус в том, чтобы научиться швыряться своим телом в земную поверхность и при этом промахиваться.
Попробуйте проделать это в погожий денёк, рекрмендует "Путеводитель".
Первый этап прост.
От вас требуется одно - решительно кинуться вниз, не боясь ожидающей вас физической боли.
То есть больно будет, если вам не удастся промахнуться мимо земли.
Большинству людей промахнуться не удаётся, и чем больше усилий они прилагают, тем крупнее вероятность столкновения с землёй.
Безусловно, вся сложность во втором этапе - в промахивании.
Главное - промахнуться мимо земли случайно. Нет смысла специально стараться пролететь мимо, поскольку это просто невозможно. Нет, вся штука в том, что на полдороге к земле вы должны на что-то отвлечься, позабыв и о перспективе падения, и о земле, и о том, как вам будет больно, если не удастся промахнуться.
Весьма сложно отвлечь ваше внимание от этих трёх вещей за неполную секунду, которой вы располагаете. И потому большинство людей после первых неудач разочаровываются в этом увлекательном, зрелищном спорте.
Однако же если в решающий момент вам посчастливится нежданно отвлечься на умопомрачительную пару ног (щупалец, ложноножек, в зависимости от вашей видовой принадлежности и/или личных вкусов), или на взрыв бомбы неподалёку, или на внезапное явление ужасно редкого жука на соседней былинке - тогда-то, к своему изумлению, вы увильнёте от всякого столкновения с землёй, точнее, останетесь болтаться в каких-то считанных дюймах над её поверхностью. Со стороны это может выглядеть несколько глупо.
В этот миг необходимо полное, глубочайшее хладнокровие.
Болтайтесь над землёй и парите, парите и болтайтесь.
Забудьте, сколько вы весите (забудьте, что вы вообще что-то весите), и просто позвольте ветру поднимать вас всё выше.
Не слушайте окружающих - ничего полезного они не скажут.
Скорее всего до вас донесутся восклицания типа: "Боже правый, ты что, летаешь? Быть такого не может!"
Жизненно важно не верить им - а то правда внезапно окажется на их стороне.
Воспаряйте всё выше и выше.
Потренируйтесь делать пике, вначале простое, а потом, мерно дыша, лягте в дрейф над верхушками деревьев.
НИКОМУ НЕ МАШИТЕ.
После нескольких удачных проб вы обнаружите, что отвлечься становится всё проще и проще.
Затем вы освоите массу приёмов по управлению своим телом в полёте, регулировке скорости, выполнению манёвров. Обычно фокус в том, чтобы не слишком сосредотачиваться на своих действиях, но просто пускать их на самотёк, точно нечто от вас не зависящее.
Также вы научитесь правильно приземляться - сразу предупредим, что первая попытка выйдет большущим комом.
Есть частные клубы летателей, где вам помогут достичь ключевого самозабвения. В их штате есть специальные работники с удивительными телами и воззрениями. Их задача - в решающий момент выскочить из кустов и продемонстрировать наглядно и/или выразить свою особливость. Настоящим "стопщикам" эти клубы, как правило, не по карману, но можно рекомендовать их как возможное место для временной работы.

"Жизнь, Вселенная и всё остальное"

Роб Маккенна был дрянь-человек, и сам об этом знал, так как неоднократно слышал такой отзыв о себе от самых разных людей на протяжении всей своей жизни. У него не было оснований оспаривать их мнение - ну, если не считать законным основанием тот факт, что он обожал оспаривать чужие мнения, особенно мнения тех, кого он на дух не переносил, а к их числу, по новейшим подсчётам, относилось всё человечество.
Тяжело вздохнув, он сбавил скорость.
Дорога шла в гору, а его грузовик был битком набит датскими термостатическими регуляторами к радиаторам отопления.
Не то чтобы Роб Маккенна был склонен к мизантропии от природы (он лично пламенно надеялся, что это не так). Просто дождь вымотал ему все нервы. Такой уж он уродился - дождь вечно ему на нервы действует.
А сейчас как раз шел дождь.
Дождь той особенной разновидности, которую Роб Маккенна ненавидел особенно, тем более когда сидел за баранкой. У этой разновидности был свой порядковый номер. Дождь №17.
Роб Маккенна где-то читал, что у эскимосов есть более двухсот различных слов для обозначения снега, без которых речь этих людей, вероятно, стала бы очень однообразной. Так, они различают снег жидкий и плотный, лёгкий и тяжёлый, грязный снег, хрупкий снег, снег, покрывающий всю землю, и снег, прикрывающий лишь отдельные участки, и тот, который попадает на только что выскобленный пол вашего чистого, уютного иглу (этот снег приносит сосед на подошвах своих снегоступов); снега зимы и снега весны и снега нашего детства, которые были не в пример нынешним; снег блестящий и снег пушистый, снег, лежащий на холмах, и тот, что лежит в долинах, снег, который выпадает по утрам, и тот, который выпадает ночью, снег, который начинает идти всякий раз, стоит вам собраться на рыбалку, и снег, на котором, несмотря на все ваши воспитательные усилия, оставили жёлтые метки ваши лайки.
Роб Маккенна занёс в свою заветную тетрадочку двести тридцать одну разновидность дождя. И ни одна из них ему не нравилась.
Он снова переключил скорость, и мотор стал набирать обороты. Грузовик благодушно заурчал, выражая свои мысли о датских терморегуляторах в кузове.
Со вчерашнего дня, когда Роб Маккенна пересек границу Дании, он побывал под дождём №33 (слабый, моросящий, дорога становится скользкой), №39 (крупные капли), №№4-51 (от мелкого вертикального дождя, переходящего в слабый косой, а потом - в резвый водопад умеренного напора), №87 и 88 (два слегка отличающихся друг от друга варианта яростного вертикального ливня), №100 (разверзлись хляби небесные, омерзительно-холодный), испытал на себе все виды грозы, с №192 по №213, угодил под №№124, 123, 126 и 127 (слабый и умеренный прохладный кратковременный дождь, постоянный и прерывистый град), №11 (освежительная капель), а теперь вот под самый что ни на есть треклятый - Номер Семнадцатый.
Семнадцатый (грязная бешеная барабанная дробь) так сильно лупил по ветровому стеклу, что даже дворники включать было бессмысленно.
Роб Маккенна проверил этот тезис, время от времени выключая дворники, и, как оказалось, от их отключения видимость почти не ухудшалась. Тем более что когда он включал их снова, видимость вообще отказывалась включаться обратно.
К тому же одна щётка висела на соплях.
Вжик-вжик-вжик-шлёп, вжик-вжик-вжик-шлёп, вжик-вжик-шлёп, вжик-шлёп, вжик-вжик-шлёп, вжик, шлёп, хлоп, вж-ж-ж.
Роб Маккенна ахнул ладонью по рулю, затопал ногами по полу, стал бить кулаком по кассетнику, пока из него вдруг не раздался сладкий голос Барри Манилова, чуть не обломал кулак о кассетник, пока Барри Манилов не заткнулся, - и всё это время ругался на чём свет стоит.
И в тот самый миг, когда Роб Маккенна дошёл до белого каления, его фары выхватили из тьмы еле заметную за завесой бешеного ливня фигуру, стоящую на обочине дороги.
Жалкое, заляпанное грязью создание в странных шмотках, мокрое, как выхухоль в стиральной машине, и ещё пытается машину поймать.
"Вот бедный придурок недоделанный", - подумал Роб Маккенна, уразумев, что кому-то может быть ещё хуже, чем ему. Продрог, наверное, до костей...
Глупо стоять на дороге в такую поганую ночь. Только зря промёрзнешь, промокнешь и грузовики грязью заляпают.
Он угрюмо покачал головой, ещё раз тяжело вздохнул и, крутанув руль, въехал в огромную лужу.
"Видишь теперь, про что я толкую? - продолжил беседу сам с собой Роб Маккенна, молнией промчавшись через лужу. - Вот какие козлы есть среди нас, шофёров, - даже не верится".

Через пару секунд зеркало заднего обзора на миг показало несчастного путника, мокрого уже не как выхухоль, а как сто этих зверюшек. Вся вода лужи переместилась за его шиворот.
Где-то с секунду Роб Маккенна радовался этому зрелищу. В следующую секунду он опечалился, что такие вещи его, оказывается, радуют. Ещё через секунду он обрадовался, что, оказывается, способен печалиться оттого, что не тому обрадовался, и, совершенно довольный собой, покатил дальше сквозь ночь.
Как бы то ни было, он взял реванш за то, что его всё-таки обогнал треклятый "порше", которому он. Роб Маккенна, последние тридцать километров усердно загораживал дорогу.
Он ехал дальше, и дождевые тучи тащились по небу за ним вслед, потому что, хотя самому Робу Маккенне это оставалось неведомо, он был Богом Дождя. Он знал только одно - что его беспросветно унылые рабочие дни перемежаются мутными выходными. Тучи же, в свою очередь, знали только одно - что любят его и хотят всюду быть рядом с ним, чтобы он, не дай бог, не засох от безводья.

"Всего хорошего, и спасибо за рыбу!"

- ...Гордон Вэй - отличный парень. Правда, лучше не давать ему номер своего телефона, если только у вас дома не стоит автоответчик промышленного класса.
- Это ещё почему?
- Он один из тех, кто может думать, только когда говорит. Едва у него возникает идея, ему нужно её высказать кому угодно, кто согласится слушать. Если желающих не находится - а такое в последнее время происходит всё чаще, - автоответчик тоже подойдёт. Он наговаривает на них сообщения часами. У одной из его секретарш все обязанности сводятся к тому, чтобы собирать у людей кассеты с автоответчиков, на которые он звонил, переписывать его речи на бумагу и сортировать. На следующий день она кладёт ему на стол синюю папку с отредактированными текстами.
- Значит, синюю?
- Теперь вы спросите, почему он не использует магнитофон, - сказал Ричард, передёрнув плечами.
- Наверное, потому что не любит разговаривать сам с собой, - после долгих размышлений отозвался профессор. - В этом есть какая-то логика. Вроде бы.

***

В небесах прогрохотало, зарядил нескончаемый мелкий дождь. Такой приходит с северо-востока и сопровождает важнейшие события в мире.
Ёжась от холода, Дирк поднял воротник пальто, но даже непогода была не в силах помешать его дьявольскому веселью.
- Колледж Святого Седда, Кембридж! - воскликнул он, впервые за последние восемь лет взглянув на огромные ворота двенадцатого века. - Основан в таком-то году таким-то и назван в честь кого-то, чьего имени я тоже не припомню.
- В честь святого Седда? - предположил Ричард.
- Знаешь, кем я его считаю? Одним из самых унылых Нортумберлендских святых. А его братец Чед был ещё унылей. Тот, в честь кого назван собор в Бирмингеме, если тебе это о чём-то говорит. Эй, Билл, рад тебя видеть, - окликнул Дирк привратника, который тоже направлялся в колледж.
Тот оглянулся.
- Мистер Чьелли, добро пожаловать к нам снова, сэр. Помнится, у вас случились небольшие неприятности. Надеюсь, всё уже позади?
- Да, Билл, как видишь, я жив, здоров и упитан. Как поживает миссис Робертс? Её так и беспокоит нога?
- Нет, ногу уже ампутировали. Спасибо, что спросили, сэр. Но между нами, по мне, так лучше, если б ампутировали миссис Робертс, а ногу оставили. Стояла бы себе на камине. Но что уж тут поделаешь... Мистер Макдафф, сэр, - добавил он, коротко кивнув Ричарду. - Кстати, ту лошадь, о которой вы давеча спрашивали, пришлось убрать. Профессору Кронотису она мешала.
- Я интересовался просто из любопытства, э-э... Билл, - сказал Ричард. - Надеюсь, она не принесла вам много хлопот.
- Ничто не приносит мне хлопот, сэр, лишь бы меня не заставляли носить платья. Терпеть не могу, когда парни выряжаются в платья, сэр...
- Если лошадь снова тебя побеспокоит, - перебил Дирк, похлопав привратника по плечу, - отправляй её ко мне. Я с ней поговорю. А теперь, раз уж ты сам упомянул нашего замечательного профессора Кронотиса: у нас к нему дело. Он дома?
- Не могу знать, сэр. У профессора сломан телефон. Почему бы вам самим не проверить? Его квартира в дальнем левом углу второго дворика.
- Я помню, Билл, спасибо. И передавай привет тому, что осталось от миссис Робертс.
Они вошли в ворота и стремительно пересекли первый дворик. Во всяком случае, Дирк сделал это стремительно, потому что Ричард вышагивал своей обычной походкой цапли, морщась от холодного, противного дождя.
Дирк, само собой, не преминул выступить в роли экскурсовода.
- В колледже Святого Седда, - изрёк он, - учились поэт Кольридж и сам сэр Исаак Ньютон, с именем которого связано изобретение насечек на краях монет и дверцы для кошек.
- Для кого? - переспросил Ричард.
- Для кошек! Устройства хитроумного и одновременно простого. Понимаешь, это такая дверь в двери...
- Да, - кивнул Ричард. - А ещё такой пустяк, как закон всемирного тяготения.
- Закон всемирного тяготения, - повторил Дирк, передёрнув плечами. - В общем, наверное, да. Хотя это всего-навсего открытие. С ним и так всё ясно.
Он вынул из кармана монетку и бросил на гравий у края асфальтированной дорожки.
- Видишь? - сказал он. - Этот закон работает даже по выходным. Рано или поздно кто-то обязан был заметить и открыть. А вот дверца для кошек - совсем другое дело. Изобретение, исключительно творческая работа.
- По-моему, довольно очевидно. Кому угодно могло прийти в голову.
- О, редкий ум способен воплотить в жизнь не существовавшую доселе идею. Заявление "мне бы тоже такое пришло в голову" очень популярно и обманчиво - потому что не пришло, и в этом-то всё дело.

"Детективное агентство Дирка Джентли"

запись создана: 16.02.2011 в 12:16

@темы: 151

---

пирожки

зарой меня под абрикосом
я буду плакать и просить
не зарывай меня не надо
и ты тогда не зарывай

vk.com/perawki

---

порошки

vk.com/sandalporoshki

---

Том Стоппард

Прости меня, Господи, за мой язвительный мозг; я приучил его ехидничать с утра до вечера, иронизировать даже во сне, так что чистосердечие приходится извлекать из него не свет плёткой, будто послушание из мула!

***

О, боже, ну почему я никогда не могу вовремя заткнуться! Неудивительно, что я так ничего и не добился в жизни: мысли всё время прыгают у меня туда-сюда, словно акробат под куполом цирка!

***

...Зачем ты лжёшь мне? Ты ведёшь себя словно человек на необитаемом острове, который отказывается признаться своему товарщиу в том, что съел последний кокос.

***

Он пишет "обнажённую женщину, сидящую в саду рядом с единорогом, поедающим розы".

***

Я долгие годы радостно провозился в детской песочнице, именуемой авангардистским искусством, где победы даются играючи. А теперь я поставил перед собой гораздо более сложную задачу - я хочу изобразить то, что мы видим вокруг.

***

Однажды он сказал мне: "Художником можно стать двумя способами. Первый: делать то, что все считают искусством. Второй: заставить всех считать искусством то, что делаешь ты". Гениальные слова! Руководствуясь ими, можно добиться всего, не рискуя ничем! - не рискуя попасть под огонь критики, потому что наше искусство само устанавливает для себя правила; не рискуя стать объектом исторических парарллелей, потому что у нашего искусства нет истории; не рискуя, что тебя начнут оценивать, потому что наше искусство само себ устанавливает цену. После этих слов мы не должны были больше ни перед кем отчитываться. Мы сами произвели себя в художники.

***

Нет, я только теперь понял, как глубоко заблуждался с керамической едой. Конечно, керамический хлеб, кермаический бифштекс и керамическая клубника с кремом из алебастра ставили вопрос в лоб, но я по-прежнему пытался отвертеться от ответа. Поэтому вопрос остаётся прежним: как оправдать существование искусства перед человеком, у которого пуст желудок? Ответ прост, как и всё гениальное: нужно сделать искусство съедобным.

***

А ещё там будет солнечнее. Там северный берег, значит, солнце будет светить нам в окно гостиной весь день. Я буду, как обычно, сидеть у окна, солнце будет согревать мне щёки, и я буду представлять Темзу такой, какой её изобразил Тёрнер. Вряд ли вид сильно изменился с тех пор, если не считать цвета воды. Тебе никогда не хотелось писать пейзажи в стиле Тёрнера? Ой, конечно не хотелось, какую глупость я сморозила, прости меня, пожалуйста... Впрочем, не думаю, чтобы и Тёрнеру хотелось когда-нибудь писать в твоём стиле. Хотя, разумеется, для него это не составило бы труда.

***

...Я уверена в том, что искусство - независимо от намерений художника и избранной им темы - в первую очередь воспевает мир, вместе со всем, что в нём существует, не исключая и дарования самого художника.

***

Я полагаю, что каждый художник, хочет он того или нет, вдохновляется, во-первых, желанием творить самим по себе, во-вторых, намерением создать конкретное произведение, и, наконец, наличием у него способности к творчеству.

***

Чем сложнее в исполнении картина, тем она интереснее. Конечно, это не всё, но это тоже важно. Я же не пытаюсь произвести на вас впечатление тем, как я зашнуровываю свои сапожки, почему тогда вы рассчитываете произвести впечатление на меня, нарисовав ряд чёрных полосок на белом фоне?

***

Вы, похоже, забыли, - а может, никогда и не знали, - то, что кажется очень сложным вам, может оказаться ужасно простым для художника. Худодник может убедительно изобразить яблоко с такой же лёгкостью, с какой вы зашнуровываете сапожки. Более того, на это способен кто угодно - да, да, я утверждаю это, ведь для того, чтобы изобразить природу, не требуется ничего, кроме определённого навыка, которому можно научиться так же, как игре на фортепьяно. Но как научить человека мыслить определённым образом? Для этого следует нарисовать нечто невероятно простое, а затем заманить сознание зрителя в ловушку, сделав то, чего он никак не ожидает, а именно - поместить изображение в рамку и заставить зрителя смотреть на него так, словно он видит это впервые...

***

Когда я слышу стук копыт, например, то представляю, что по парку бродит единорог, и никто не может заставить меня открыть глаза, чтобы убедиться, что это не так.

***

Ну, я не стану утверждеть, что поход мне совсем не понравился. В частности, мне понравился тот этап, коглда мы планировали маршрут, сидя дом у камина с картой Франции на столе и с чашками горячего шоколада в руках.

***

Ни одна жизнь не похожа на другую, и каждое её мгновение исполнено смысла - иначе не стоило бы стараться работать лучше, жить хорошо, всегда делать правильный выбор.

"Художник, спускающийся по лестнице"

@темы: 113

---

David Bowie - Space Oddity

Ground Control to Major Tom
Ground Control to Major Tom
Take your protein pills and put your helmet on

Ground Control to Major Tom
Commencing countdown, engines on
Check ignition and may God's love be with you

This is Ground Control to Major Tom
You've really made the grade
And the papers want to know whose shirts you wear
Now it's time to leave the capsule if you dare

This is Major Tom to Ground Control
I'm stepping through the door
And I'm floating in a most peculiar way
And the stars look very different today

For here
Am I sitting in a tin can
Far above the world
Planet Earth is blue
And there's nothing I can do

Though I'm past one hundred thousand miles
I'm feeling very still
And I think my spaceship knows which way to go
Tell my wife I love her very much she knows

Ground Control to Major Tom
Your circuit's dead, there's something wrong
Can you hear me, Major Tom?
Can you hear me, Major Tom?
Can you hear me, Major Tom?
Can you...

Here am I floating round my tin can
Far above the Moon
Planet Earth is blue
And there's nothing I can do

@темы: 860

---

Уильям Шекспир

Принц Генрих: Изображай моего отца и расспрашивай меня о подробностях моей жизни.
Фальстаф: Это ты мне предлагаешь? Изволь. Пусть этот стул будет моим троном, этот кинжал - скипетром, а эта подушка - короной.
Принц Генрих: Будем считать, что твой трон - складной стул, золотой скипетр - оловянный кинжал, а драгоценная корона - твоя жалкая лысина.
Фальстаф: Если в тебе сохранилась хоть искра благодати, ты будешь сейчас растроган. - Дайте мне стакан хереса, чтобы глаза мои покраснели, словно от слёз, так как я должен говорить с чувством - вроде царя Камбиза.
Принц Генрих: Отлично; вот я отвешиваю поклон.
Фальстаф: А я сейчас начну речь. - Отойдите в сторону, лорды.
Хозяйка: Господи Иисусе! Вот так славная потеха!
Фальстаф: "Не лей, супруга, токи слёз напрасно".
Хозяйка: Как он выдерживает роль отца!
Фальстаф: "Уйдите, лорды, с грустной королевой: её глазные шлюзы слёз полны".
Хозяйка: Господи Иисусе! Совсем как те актёры, что представляют всякую похабщину.
Фальстаф: Молчи, добрая пивная кружка, молчи, славная наливка! - Гарри, меня удивляет не только выбор мест, где ты проводишь своё время, но и общество, в котором ты вращаешься. Хотя ромашка, чем больше её топчут, тем быстрее растёт, но молодость, чем больше ею злоупотребляют, тем быстрее расходуется. Что ты мой сын - я знаю отчасти из слов твоей матери, отчасти по собственным соображениям; но более всего меня убеждает в этом плутоватое выражение твоих глаз и глупо отвисшая нижняя губа. Если же ты мой сын, - а в этом-то всё и дело, - то почему же все на тебя, моего сына, указывали пальцами? Может ли благодатное небесное солнце слоняться без дела и есть ежевику? Никто даже не задаст такого вопроса. Может ли сын английского короля быть вором и похищать кошельки? Этот вопрос всякий задаст. Есть такая вещь, Гарри, о которой ты часто слышал: в нашей стране она называется дёгтем. По свидетельству древних авторов, дёготь марает; точно так же марает и общество, в котором ты вращаешься. Я говою тебе, Гарри, испивая чашу не вина, а слёз, не шутя, а скорбя не только словами, но и стонами. Но всё же около тебя есть один добродетельный человек, которого я часто видел вместе с тобой, только позабыл его имя.
Принц Генрих: С позволения вашего величества, какого рода этот человек?
Фальстаф: Очень представительный, уверяю тебя, мужчина, хотя и несколько дородный; взгляд у него весёлый, глаза приятные, обхождение благородное. Лет ему, я думаю, пятьдесят, а может быть, и около шестидесяти; и теперь я припоминаю, что его зовут Фальстаф. Если он безнравственного поведения, то я очень ошибся, потому что, Гарри, в глазах у него видна добродетель. Если дерево узнаётся по плодам, а плоды по дереву, то я решительно заявляю, что Фальстаф преисполнен добродетели. Сохрани его, а остальных прогони. Теперь расскажи мне, бездельник: где ты пропадал целый месяц?
Принц Генрих: Разве короли так разговаривают? Становись на моё место, а я буду изображать отца.
Фальстаф: Ты меня свергаешь с престола? Пусть меня повесят за ноги, как кролика и зайца у продавца дичи, если выйдет у теюя хоть наполовину так торжественно и величественно в словах и движениях, как у меня.
Принц Генрих: Ну, вот, я сел.
Фальстаф: А я встал. Будьте судьями, господа.
Принц Генрих: Ну, Гарри, откуда вы явились?
Фальстаф: Из Истчипа, ваше величество.
Принц Генрих: До меня дошли очень серьёзные жалобы на вас.
Фальстаф: Ей-богу, ваше величество, всё это ложь. (Я тебе покажу молодого принца, увидишь!).
Принц Генрих: Ты клянёшься, негодый мальчишка? Ну, так не смей и глаз на меня подымать. Ты насильственно совлечён с пути праведного: тобой овладел дьявол в образе жирного старика; твой приятель - бочка, а не человек. Зачем ты водишь дружбу с этим сундуком жидкостей, с этим вместилищем скотства, с этой вздутой водянкой, с этой огромной бочкой хереса, с этим чемоданом, набитым требухой, с этим невыпотрошенным зажаренным меннингтрийским быком, с этим достопочтенным Пороком, седым Безбожием, с этим старым негодяем, с этим престарелым Тщеславием? На что он годен? Разве только на то, чтобы наливать херес и пить его! В чём он аккуратен и опрятен? Только в разрезании и пожирании каплунов! В чём ловок? Только в обмане. В чём расторопен? В плутовстве. В чём презренен? Во всём. В чём достоин? Ни в чём.
Фальстаф: Я просил бы, ваше величество, объяснить мне, кого вы имеете в виду?
Принц Генрих: Я говорю о мерзком развратителе юности, о Фальстафе, этом старом белобородом сатане.
Фальстаф: Ваше величество, он мне известен.
Принц Генрих: Я знаю, что он тебе известен.
Фальстаф: Но если бы я сказал, что знаю за ним больше дурного, чем за самим собой, я бы солгал. То, что он стар, к сожалению, - об этом свидетельствуют его седины, но чтобы он, с позволения вашего величества, был развратником, это я решительно отрицаю. Если пить херес с сахаром - преступление, то да будет Господь милостив к преступникам! Если быть старым и сохранить весёлость - грех, то многие знакомые мне старые трактирщики попадут в ад. Если тучность достойна ненависти, то, значит, следует любить тощих фараоновых коров. Нет, добрый государь, прогоните Пето, прогоните Бардольфа, прогоните Пойнса, но милого Джека Фальстафа, доброго Джека Фальстафа, верного Джека Фальстафа, храброго Джека Фальстафа, и тем более храброго, что он старый Джек Фальстаф, - не разлучайте его, не разлучайте его с вашим Гарри; прогнать толстого Джека - всё равно, что прогнать весь мир.

"Король Генрих IV, часть первая"

@темы: 113

---

Янн Мартел

Про зоопарки я понаслушался почти столько же небылиц, сколько и про веру в Бога. Некоторые несведущие благожелатели полагают, будто на воле животные "счастливы", потому что "свободны". Такие люди обычно представляют себе большого, статного хищника - льва или гепарда (образ гну или трубкозуба как-то не приходит в голову). Они представляют себе, как дикий красавец зверь рыщет в саванне в поисках, чем бы поживиться... а после чинно переваривает добычу, безропотно принявшую свою участь, или трусит себе помаленьку, чтобы сохранить стать после роскошного пиршества. Они представляют себе, как зверь гордым и нежным взглядом обводит своё потомство, как всё его семейство, разлегшись на ветвях деревьев и довольно урча, любуется заходом солнца. Жизнь дикого зверя, думают они, проста, замечательна и содержательна. Потом его отлавливают злодеи - и сажают в тесную клетку. Прощай, вольное "счастье". Отныне зверь помышляет только о "свободе" - и изо всех сил стремится вырваться на волю. Лишённый "свободы", притом надолго, зверь превращается в тень самого себя: дух его сломлен. Вот что думают некоторые благожелатели.
На самом же деле всё по-другому.
В природе животными движут принуждение и необходимость, в дикой среде всё подчинено незыблемой общественной иерархии; страх там неизбывен, а пищи совсем не густо; приходится денно и нощно охранять свою территорию и страдать от назойливых паразитов. Только что толку в такой "свободе"? И то верно: дикие звери не свободны и на воле - ни в пространстве, ни во времени, ни в отношениях между собой. Теоретически, или, попросту говоря, физически, зверь может податься куда угодно, презрев общественные условности и ограничения, свойственные его виду. Но на деле у животных такое встречается ещё реже, чем у представителей нашего племени. Попробуйте-ка сказать какому-нибудь лавочнику: давай, мол, бросай свои дела, семью, друзей, общество, прихвати деньжат, самую малость, да кое-какую одежонку на смену и ступай куда глаза глядят! Уж коли человеку, самому храброму и разумному из всех животных, претит скитаться по белу свету эдаким чужаком-изгоем, никому ничем не обязанным, то что говорить о зверях с их-то нравом, куда более консервативным, чем у нашего брата человека? Да-да, так оно и есть: все звери - консерваторы, а то и реакционеры. На малейшие перемены в жизни они реагируют крайне болезненно. Они любят, чтобы всё было так, как есть, - день за днём, месяц за месяцем. Они терпеть не могут всяких неожиданностей. Взять хотя бы их территориальные взаимоотношения. У каждого зверя, будь то в зоопарке или в природе, есть своё жизненное пространство, и каждый ход их исполнен смысла, как у шахматных фигур. В том, что ящерица, медведь или олень держатся за своё местообитание, случайности или "свободы" ничуть не больше, чем в позиции того же слона на щахматной доске. В обоих случаях есть порядок и цель. В природе звери из сезона в сезон передвигаются по одним и тем же тропам, влекомые одними и теми же настоятельными причинами. В зоопарке же, если зверь не лежит в определённое время в привычном месте, значит, здесь что-то не так. Это иожет означать, что в окружающей обстановке кое-что изменилось, пусть и незаметно. Забудет уборщик шланг - тот валяется, свернувшись клубком, и как будто угрожает. Или вдруг образовалась лужа - и она тревожит зверя. А тут ещё лестница отбрасывает тень. Но это может означать и нечто большее. В худшем случае - то, чего директор зоопарка боится больше всего: симптом, предвещающий недоброе, - повод осмотреть помёт, расспросить смотрителя, пригласить ветеринара... И всё потому, что аист стоит не там, где обычно!
Но давайте пока рассмотрим только одну сторону вопроса.
Если вы нагрянете в чужой дом, вышибете ногой дверь, выдворите жильцов на улицу и скажете: "Проваливайте! Вы свободны! Свободны как птицы! Прочь отсюда! Прочь!" - думаете, они тут же пустятся в пляс и запоют от радости? Ничего подобного. Птицы не свободны. Жильцы, которых вы только что выставили на улицу, непременно возмутятся: "По какому праву ты нас гонишь? Это наш дом. Наш собственный. Мы живём здесь не один год. Сейчас вызовем полицию, негодяй ты этакий!"
Кто не знает пословицу: "В гостях хорошо, а дома лучше"? То же самое, определённо, ощущают и звери. Они - существа территориальные. И в этом вся суть их психологии. Лишь на своей территории они могут следовать двум насущным требованиям природы: таиться от врагов и добывать пищу и воду. Любой пригодный для жизни уголок зоопарка, хоть и ограждённый, - клетка, яма, окружённый рвом островок, загон, террариум, вольер или аквариум - та же территория обитания, только она много меньше природной и находится рядом с жизненным пространством человека. Ну а то, что территория эта действительно крохотная по сравнению с природной средой, вполне очевидно. Природные местообитания огромны отнюдь не по причине вкусовых пристрастий тех или иных животных: таковы жизненная необходимость. В зоопарке мы устраиваем животных так же как сами устраиваемся у себя дома, - стараемся разместить на крохотном пятачке то, что в природе рассредоточено на обширном пространстве. Если в допотопные времена пещера наша была здесь, река - там, на охоту приходилось идти к чёрту на рога и в том же месте - разбивать стоянку, а за ягодами надо было забираться ещё дальше - при том что кругом простирались непролазные дебри, поросшие ядовитым плющом и кишевшие львами, змеями, муравьями да пиявками, то теперь "река" течёт у вас из крана - только руку протяни, вымыться можно не отходя от постели, а поесть - там же, где и стряпали; такое жильё легко содержать в чистоте и тепле, да и огородить его - раз плюнуть. Дом - компактная территория, где главные свои потребности мы удовлетворяем в одном месте и в безопасности. Добротное, удобное обиталище в зоопарке - тот же самый дом, только звериный (правда, без камина и прочих удобств, что имеются в каждом человеческом жжилище). Обнаружив там всё необходимое - наблюдательную площадку, уголок для чистки и всё такое, сообразив, что больше нет надобности охотиться, что корм берётся сам по себе, притом шесть раз в неделю, зверь начинает обживать новое жизненное пространство в зоопарке точно так же как в природе: обнюхивает его и помечает, к примеру мочой, сообразно с повадками своего вида. Обосновавшись на новом месте, зверь ощущает себя уже не затравленным приживалой и уж, во всяком случае, не затворником, а полновластным хозяином: в замкнутом пространстве он ведёт себя так же как на воле, всегда готовый защищать свою территорию от незваных гостей и когтями, и клыками. Субъективно огороженное место не хуже и не лучше, чем его местообитание в природе: ежели территория за оградой или на воле ему подходит, значит, так тому и быть, - это такая же простая данность, как пятна на шкуре леопарда. Кто-то мог бы даже поспорить, что зверь, будь он разумен, выбрал бы жизнь в зоопарке, поскольку главное, чем зоопарк отличается от дикой природы, так это сытостью и отсутсвием паразитов и врагов в первом случае и вечным голодом да обилием тех же паразитов и врагов - во втором. Сами посудите, что лучше: жить на дармовщину в отеле "Риц", да ещё и с бесплатным медицинским обслуживанием, или заделаться бродягой, на которого всем наплевать? Впрочем, звери не умеют сравнивать. Будучи по природе существами ограниченными, они принимают всё как есть.

"Жизнь Пи"

@темы: 111

---

Being Human

I used to ride a horse once. I had a sword, i was respected. Better than that, i was feared. Peasants had their backs flayed for looking at me funny. I was brutal, but it worked. We had order, we had respect and now, we have this. And i had a shield. A red one.

"The Graveyard Shift", 4x3

@темы: 860

---

Стюарт Макоуни

Почему если вы трагически одержимы непотребным, уничтожающим нашу планету стремлением к наживе, вас называют нефтяным магнатом, а если вам нравятся поезда, то вы - "личность с отклонениями"? Ну да, "нефтяной магнат" звучит круче, эротичнее. Каков же наш мир, если людей, чем-либо искренне увлечённых, посмевших сбросить маску ироничной отстранённости и пресыщенности, именуют "грустным зрелищем" и "лузерами"?

"Гонор и предубеждение. Реальная Англия здесь и сейчас"

@темы: 172

---

Уильям Блейк

The Sick Rose

O Rose thou art sick.
The invisible worm,
That flies in the night
In the howling storm:

Has found out thy bed
Of crimson joy:
And his dark secret love
Does thy life destroy.

"Songs of Experience"

@темы: 112

---

Рэй Брэдбери

Вам не книги нужны, а то, что когда-то было в них, что могло бы и теперь быть в программах наших гостиных. То же внимание к подробностям, ту же чуткость и сознательность могли бы воспитывать и наши радио- и телевизионные передачи, но, увы, они этого не делают. Нет, нет, книги не выложат вам сразу всё, чего вам хочется. Ищите это сами, всюду, где можно, - в старых граммафонных пластинках, в старых фильмах, в старых друзьях. Ищите это в окружающей природе, в самом себе. Книги - только одно из вместилищ, где мы храним то, что боимся забыть. В них нет никакой тайны, никакого волшебства. Волшебство лишь в том, что они говорят, в том, как они сшивают лоскутки вселенной в единое целое. <...> Знаете ли вы, почему так важны такие книги, как эта? Потому что они обладают качеством. А что значит качество? Для меня это текстура, ткань книги. У этой книги есть поры, она дышит. У неё есть лицо. Её можно изучать под микроскопом. И вы найдёе в ней жизнь, живую жизнь, протекающую перед вами в неисчерпаемом своём разнообразии. Чем больше пор, чем больше правдивого изображения разных сторон жизни на квадратный дюйм бумаги, тем более "художественна" книга. Вот моё определение качества. Давать подробности, новые подробности. Хорошие писатели тесно соприкасаются с жизнью. Посредственные - лишь поверхностно скользят по ней. А плохие насилуют её и оставляют, растерзанную, на съедение мухам... Теперь вам понятно,... почему книги вызывают такую ненависть, почему их так боятся? Они показывают нам поры на лице жизни. Тем, кто ищет только покоя, хотелось бы видеть перед собой восковые лица, без пор и волос, без выражения. Мы живём в такое время, когда цветы хотят питаться цветами же, вместо того чтобы пить влагу дождя и соки жирной почвы. Но ведь даже фейерверк, даже всё его великолепие и богатство красок создано химией земли. А мы вообразили, будто можем жить и расти, питаясь цветами и фейерверками, не завершая естественного цикла, возвращающего нас к действительности.

***

Большинство из нас не может всюду побывать, со всеми поговорить, посетить все города мира. У нас нет ни времени, ни денег, ни такого количества друзей. Всё, что вы ищете,... существует в мире, но простой человек разве что только одну сотую может увидеть своими глазами, а остальные девяносто девять процентов он познаёт через книгу.

"451` по Фаренгейту"

@темы: 151

---

Филип К. Дик

- Мы вернулись, - сказала Прис, - потому что та планета на предназначена для жизни. Вы знаете, сколько уже времени на ней никто не живёт? Как минимум миллиард лет - такая она старая. Эта непостижимая древность чувствуется там в камнях, в песке, в воздухе - во всём. Оним словом, сперва я стала брать у Роя сильные лекарства: я буквально жила на этом новом синтетическом анальгетике, сайлензайне. А потом мне повстречался Хорст Хартман, который торговал тогда почтовыми марками, коллекционными, всякими редкостями - там у тебя оказывается столько свободного времени, что просто необходимо завести себе какое-нибудь хобби, занятие, которому можно предаваться часами и годами, без конца. И вот он, Хартман, заинтересовал меня доколониальной беллетристикой.
- Старыми книгами?
- А конкретно - историями про космические путешествия, написанными до начала космических путешествий.
- А как могли быть истории про космические путешествия, когда самих космических путешествий...
- Писатели их придумывали.
- Основываясь на чём?
- На собственном воображении. Чаще всего они ошибались - описывали, скажем, Венеру как пышные тропические джунгли, где бродят огромные чудовщиа и женщины, закрывающие свои пышные груди сверкающей бронёй, на манер всяких Брунхильд и Кримхильд. <...> Как бы то ни было, контрабандой на Марс старых доколониальных книг, журналов и фильмов можно заработать огромные деньги. Вы себе не представляете, насколько это увлекательно - читать про огромные города и заводы, про успешные, процветающие колонии. И буквально видеть, каким мог быть Марс. Каким он должен был быть. Каналы...
- Каналы. - Джону Изидору смутно помнилось, что когда-то он про них читал. В древности люди верили во многое, в том числе и в марсианские каналы.
- Сеть каналов, покрывающая всю планету. - В голосе Прис появилась мечтательность. - И существа из неведомых глубин Вселенной. Бесконечно мудрые. А ещё - рассказы про Землю, действие которых происходит вот сейчас, в наше время, и даже в ещё более далёком будущем. Рассказы, в которых нет места радиоактивной пыли.
- Мне кажется, сказал Джон Изидор, - что после такого чтения человек должен чувствовать себя ещё хуже.
- Вы ошибаетесь, - качнула головой Прис.
- А вы привезли что-нибудь из этого доколониального чтива сюда? - заинтересовался Джон Изидор. - А то я бы тоже хотел почитать.
- На Земле такие книги ничего не стоят, здесь их никто не читает. К тому же их полным-полно в здешних библиотеках, их там воруют и переправляют автоматическими ракетами на Марс. Стоишь ты себе ночью на пустынной равнине, и вдруг в небе появляется огонёк, потом ты различаешь ракету, она падает, раскрывается и вываливает наружу пачки старых, затрёпанных журналов и книг. На Земле они гроша ломаного не стоили, а здесь - на вес золота. Но сперва, перед тем как продать, ты их, конечно же, прочтёшь.

"Мечтают ли андроиды об электроовцах?"

@темы: 151

---

Джером Д. Сэлинджер

А увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца - так сразу подумаешь: хорошо, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочешь.

***

Если девушка приходит на свидание красивая - кто будет расстраиваться, что она опоздала? Никто!

***

Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом - ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И моё дело - ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак.

"Над пропастью во ржи"

запись создана: 02.04.2012 в 01:31

@темы: 111